Иоанна Хмелевская - Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке]

И крупным планом! Особенно если я буду лезть через окно в чью-нибудь квартиру.

— С огромным удовольствием, — согласился Томек. — Представляешь, вчера у меня с собой тоже был фотоаппарат. И почему мне это сразу в голову не пришло!

— Не повезло, ну да ладно, не буду ныть.

Что-то ведь уже сдвинулось с места!

В результате я получила роскошную коллекцию снимков, но сначала устроила подлянку телевидению. Когда я об этом узнала, волосы у меня встали дыбом. Оказалось, что я звонила в различные программы, предлагая выступить под соусом, что я — прокурор, которого незаконно уволили, и охотно поведаю публике о тайнах своей профессии. Когда же со мной наконец договорились, я продинамила встречу. Теперь и телевидение на собственной шкуре убедилось, что я совершенно безответственная хамка, а сплетники раздули случившееся просто до невероятных размеров.

Нет, в тайне я все эти истории не держала.

Их прекрасно знали Агата, Мариоля, живущая тремя этажами выше, Яцусь, с которым я продолжала дружить, а также мои родители и брат. Отец в эти глупости не верил, мать не хотела их слушать, брат на мою болтовню не обращал внимания, да и виделись мы редко. Правда, моя невестка лелеяла надежду, что в рассказах есть доля правды. Ещё я судорожно цеплялась за Томска, который был одержим идеей увековечить меня в пьяном виде, лучше всего крушащей мебель.

Увы, ничего такого ему пока не попадалось.

Куролесила я значительно реже, чем четыре года назад, к тому же, можно сказать, кучно. Два месяца вела себя безукоризненно, после чего на неделю впадала в безумства и через каждый божий день выкидывала фортель за фортелем, то частным образом, то на профессиональной ниве.

Я скрупулёзно рассчитала эту синусоиду, и Томску наконец удалось сделать вожделенный снимок.

Правда, он выговаривал мне за разгульный образ жизни, который я заставила его вести в течение этой недели, но цели мы достигли.

И как все замечательно вышло, просто чудо!

Наша надежда зиждилась на том, что если уж я начинаю дебоширить, то делаю это довольно долго и со вкусом, поэтому есть шанс меня застать. Устроив очередной рейд по злачным местам, Томек напоролся на роскошную сцену.

В холле гостиницы «Виктория» я, крича во все горло, вырывала из рук какого-то шведа свою сумочку, которую тот пытался отобрать, одновременно вопя ничуть не тише. Язык у обоих скандалистов заплетался, потому что ни швед, ни я трезвостью не отличались. Но из выкриков было ясно, что швед слишком щедро оплатил мои услуги. До этого он кутил со мной в ресторане, потом мы перебрались в его номер, и, наконец, я спустилась вниз, а он с воплями погнался следом. Все закончилось тем, что я швырнула ему комок смятых банкнот и убежала. Швед поостыл и отказался давать показания.

Естественно, я, как всегда, всюду и всем не забывала доложить, кто я есть такая.

Томек нащёлкал с дюжину снимков, больше не успел, потому что застал лишь тот момент, как я швыряю свой гонорар шведу в физиономию.

Снимки я рассматривала с бешеным интересом.

Господи, моя причёска, моя одежда, моя сумочка, лицо снято в таком ракурсе, что запросто можно принять эту бабенцию за меня! Не сиди я во время скандала в комиссариате полиции своего района и не беседуй о новой криминальной группировке, о которой собиралась написать материал, заподозрила бы у себя раздвоение личности.

В полиции наверняка решили, что у меня поехала крыша, потому что я дважды звонила им, спрашивая, действительно ли была у них и когда именно.

Фотографии, подкреплённые показаниями представителей власти, меня очень и очень утешили, но после телефонного звонка с «Радио-Зет», куда я не явилась на прямой эфир, что-то во мне сломалось. У врагов имелся даже номер моего телефона, которого не было в справочнике, и эти сволочи раздавали его направо и налево. Мне срочно надо, было отдохнуть, прийти в себя и решить, что делать дальше с этим кошмаром.

Я разделалась со всеми своими редакционными делами и на неделю укатила в Колобжег. Курортный сезон закончился, народ разъехался, и я могла поселиться где только пожелаю.

Отдохнув, я вернулась в Варшаву и выяснила, что меня убили.

Инспектор Бежан и комиссар Гурский пошли мне навстречу и согласились спуститься на три этажа, в мою квартиру. Мариоля попрощалась с нами с сочувственной миной.

Три мужика, копошившиеся в моем доме, оторвались от своего увлекательного занятия. Я отлично знала, что они делают: исследуют всю мою биографию, чтобы найти хоть какой-нибудь мотив для убийства. Я бы охотно им выдала все мотивы, какие только можно, если бы сама знала хоть капельку!

— Учитывая, что я, как вы сами видите, жива и здорова, не могли бы вы быть так любезны и прекратить крушить мою квартиру? — сухо попросила я. — Интересно, кому здесь придётся убираться… Этот кошмарный порошок очень плохо отмывается. А я только что проехала на машине пятьсот километров и пережила сильный шок. Кто-нибудь уже распотрошил мой письменный стол?

По сконфуженным взглядам я поняла, что стол распотрошили.

— Стало быть, у вас уже есть моя метрика, мой диплом, свидетельство о браке, свидетельство о разводе и парочка других бумажек. Кажется, где-то там завалялась и моя медицинская карта школьных времён с фотографией, антропометрические данные помогут вам проверить, я это или нет. И что теперь? Мне умереть, чтобы у вас все сошлось?

— Боже упаси! — вежливо возразил инспектор. — Помимо всего прочего, вы нам гораздо полезнее живая. По-моему, нам надо многое выяснить, давайте начнём с самого простого. Вы знаете какую-нибудь другую Барбару Борковскую?

— Нет.

— Вы когда-нибудь теряли паспорт?

— Нет. Зато я теряла журналистское удостоверение, и мне пришлось потом выправлять новое.

— Вы не знаете, кто жил в этой квартире до вас?

— Знаю. Никто не жил. Это был новый дом, и я въехала в числе первых жильцов.

— Сейчас вы вернулись из какой-то поездки. Откуда?

— Из Колобжега.

— Долго там пробыли?

— Ровно неделю.

— Где вы жили?

— В отеле «Сольны».

— Все время?

— Все время.

— Несомненно, кто-нибудь вас видел…

Из жалости я его перебила:

— Если вы проверяете моё алиби, я вам сразу скажу, что ни на одну ночь у меня его нет.

Ночью я спала одна, без всякой компании; Зато днём мозолила глаза всем подряд: персоналу гостиничного ресторана за завтраком, горничным, дежурному портье, сторожу автостоянки, официанткам в двух рыбных ресторанчиках и одной пожилой даме, на которую постоянно натыкалась, прогуливаясь по пляжу. Не знаю, как её зовут, но мы друг с другом здоровались. Может, меня видел кто-нибудь ещё, но об этом я ничего не знаю, потому что не обращала ни на кого внимания. Как я понимаю, печальное событие произошло в Варшаве, поэтому вам придётся просто проверять, не пропадала ли я с глаз всех перечисленных свидетелей на соответствующий срок. К тому же я не знаю, когда.., впрочем, знаю! Вы сказали, если мне не изменяет память, «позавчера»? То есть двое суток назад. Так.., что я делала двое суток назад? Все то же самое, что и в остальные дни.

Мне очень жаль, но ничего другого мне, не сочинить.

Инспектор задумчиво и чуть смущённо смотрел на меня. Вообще-то на меня таращились и все остальные, и всем было несколько неловко, а я изо всех сил старалась сохранять спокойствие.

Так я и разбежалась пересказывать им всю правду! Эта правда превратит меня в первейшую подозреваемую, мотив просто напрашивался. Отличный способ окончательно избавиться от осточертевшего двойника, от этого камня на шее.

Подумаешь — была в Колобжеге! Да я туда специально поехала, чтобы обеспечить себе алиби, а тут оставила нанятого киллера, Внезапно я вспомнила про Агату и встревожилась.

— Простите! Кого вы уже так любезно уведомили о моей трагической кончине? Брата, родителей, подругу?..

Атмосфера тотчас накалилась. В задумчивости инспектора отчётливо проступили элементы раскаяния и смятения.

— А ещё вашего бывшего мужа, так что, боюсь, и детей, — пробормотал он. — Ваша подруга в шоке…

— Агата! Господи Иисусе!

— Да, пани Агата Млыняк…

— Где она? В больнице?

— "Дома, но под опекой профессиональной медсёстры. Сейчас мы все уведомления отменим…

— Вы уж лучше не пробуйте, давайте я сама им сообщу, что жива-здорова. Вы хотите продолжить допрос или пока оставите меня в покое?

Я охотно дам вам все мыслимые показания, но позвольте мне заново обустроиться в доме!

Как же, буду я сейчас обустраиваться…

Они выполнили мою просьбу и убрались к черту. А я кинулась к телефону. Прежде всего Агата!

Трубку у Агаты сняла медсестра. Пообщались мы весьма продуктивно — как глухой со слепым!

— Могу ли я побеседовать с пани Агатой Млыняк?

— Простите, нет, она на седативных средствах…

— Минуточку! Я её подруга, меня зовут Барбара Борковская…